О книгах . Часть 3.

Буквально в начале книги артиста эстрады, писателя, библиофила Николая Павловича Смирнова-Сокольского «Рассказы о книгах» на глаза попадается следующая история. Приведу отрывок полностью.

«Не так давно в Ленинграде мне удалось разыскать человека, пожелавшего расстаться с комплектами журналов «Современник» и «Отечественные записки» некрасовского периода. Эти драгоценные издания чрезвычайно громоздки — свыше двухсот объемистых томов. Кстати, именно эта громоздкость и принудила владельца расстаться с журналами.

Встал вопрос: как перевезти более двадцати полновеснейших пачек книг в Москву? Паковать в ящики, зашивать, сдавать в багаж?

Опытные люди сказали:

— Ничего этого не надо. Провезете с собой в вагоне. Только не заворачивайте пачки в бумагу, чтобы было видно — книги!

И, действительно, когда я, сопровождаемый шестью носильщиками, ввалился в вагон, мой, отнюдь не «ручной багаж», не только не вызвал ворчания или протестов пассажиров, а наоборот мне оказали всяческую помощь. Пачки разложили по всем купе вагона, а попробовавшую что-то заметить проводницу седоусый полновник убедил одной фразой: «Дорогая моя, да ведь это же книги! Вы не видите, что ли?»

Вам в полной мере ясны слова «Да ведь это же книги!»? Да, наверное, найдутся такие, но в основной массе такое мнение можно считать устаревшим, да и «седоусые полковники» с подобными взглядами вымерли как вид. И подобных фанатов-библиофилов, ставящих на первое место не личное обогащение, а сохранение культурного фонда, почти не осталось.

Мне в детстве повезло - у нас дома была достаточно большая библиотека. Мой отец (потомственный кораблестроитель), озабоченный развитием отпрыска, покупал множество самых разных книг. Правда, подавляющее большинство их было по математике, физике и смежным областям. Но с раннего детства книжные шкафы действовали на меня магическим образом — я часто рассматривал стоящие в шкафу корешки собраний сочинений, что-то открывал и пытался читать. Что-то мне как бы случайно подсовывали — отчасти таким во многом неорганизованным образом проходило воспитание.

Надо вспомнить, что в 70-80-е, чтобы получить приличную книгу, ее надо было «достать». Любому цивилизованному человеку этот глагол применительно к книгам был бы непонятен, но другого слова не было. По всему городу стояли строительные вагончики, где за N-ное количество килограмм макулатуры была возможность приобрести хорошую книгу (нередко вкупе с такой же макулатурой, за которую человек платил деньги, а в следующий раз нес сдавать на вес — это называлось «в нагрузку»). Появилось даже такое новообразование — макулатурное издание — под ним подразумевалась действительно хорошая книга, которую ТАК было не достать.

Многие помнят также такое понятие, как подписные издания. В детстве в моей библиотеке было полное собрание БМЛД — Библиотеки Мировой Литературы для Детей (58 томов). Ни у кого из моих сверстников ее не было и быть не могло. Чтобы ее получить, в 1978 году моему отцу пришлось стоять в очереди на Литейном, 57 — в магазине «Подписные издания» в течение трех дней напролет. Представьте только: трое суток стоит в очереди окруженная кордоном милиции толпа мужчин, стоит за одну возможность — в ближайшие пару лет выкупить на свои деньги книги для собственных детей. Женщин там не было ни одной — толпа постоянно двигалась и последних просто выдавливали. Без шансов на возвращение. Отойти на секунду было невозможно: выйди — обратно пути нет. Люди стояли за книгами для своих детей. Через двадцать с немногим лет Юрий Шевчук в песне «Черный пес Петербург» спел: «В непролазной грязи там живет красота». Мама лишь ездила туда и через многие руки передавала еду и однажды очки — предыдущие сломали в давке.