Уважаемые десятиклассники!
Хотелось бы узнать ваше мнение о нашем проекте и конференции 5 мая. Для это мы просим вас заполнить анкету. Никакой «обязаловки» нет, можно заполнять по желанию. Заранее спасибо.
6 мая 2011 г.
28 апр. 2011 г.
Дата конференции
Уважаемые участники проекта!
Изменилась дата нашей последней встречи. Конференция состоится 5 мая, начало в 10.20. Будут изменения в расписании уроков (следите за информацией на стендах "замещение уроков").
Изменилась дата нашей последней встречи. Конференция состоится 5 мая, начало в 10.20. Будут изменения в расписании уроков (следите за информацией на стендах "замещение уроков").
"Юность комсомольская моя"
О комсомоле, также как и о пионерии, пишут много и по-разному. Я постараюсь не давать никаких оценок, а просто вспомню как проходила моя комсомольская юность. В комсомоле все состояли, как правило, с 14 и до 28 лет. а потом уходили в партию или в никуда, просто переставая числиться членом ВЛКСМ.
Удивительно, но всё о чем я не вспомню, на первый взгляд никакого отношения к комсомолу не имеет. Я после школы поступила в институт, занималась спортом и туризмом, музыкой, много читала, рисовала, лето проводила в студенческом отряде, снимала видеофильмы, которые показывали по кабельному телевидению, ходила в театры, на выставки, в музеи... Но только на первый взгляд!
В конце 7 класса класса я сменила пионерский галстук на маленький комсомольский значок. Таких как я - первых, в школе среди сверстников было 8 человек. Тогда ещё (в 1979 году) это было почетно и престижно. Принимали нас во Фрунзенском райкоме ВЛКСМ , находившемся на наб р.Фонтанки. Накануне мы учили историю и Устав ВЛКСМ, международное положение, зубрили определение "демократического централизма" - всё то, о чем спрашивали на заседании райкома ВЛКСМ будущих комсомольцев при приеме, и волновались. Это я помню, а как прошло это заседание - хоть убей, вспомнить не могу. И дальше, как-то смутно: заседания комитета комсомола класса и школы, отчеты, перевыборы, планы, какие-то дела. Зато отчетливо помню чувства и эмоции, которые меня наполняли. Я готова была вместе со всеми идти на субботник, на демонстрацию, на любое мероприятие, которое было поручено классу, причем делала это с радостью. Мы все читали о подвигах комсомольцев Гражданской и Великой Отечественной войн и мечтали о своих. Нам рассказывали об освоении целины, о великих комсомольских стройках. Мы были современниками комсомольской стройки века - БАМ. И не смотря на то, что взлет строй отрядов уже миновал, начинался подъем студенческого вожатского движения, были страшно популярны молодежные комсомольские лагеря и комсомольские отряды проводников поездов дальнего следования. Появились МЖК - молодежные строительные кооперативы, возводившие жилье в крупных городах. Мы воспитывались на "Неуловимых мстителях", "Двух капитанах", "Кортике" и "Бронзовой птице", и чувства ответственности, патриотизма, чести и достоинства были для нас не штампом или громким словом.
Романтика и героизм комсомольских отрядов привлекал к себе всё больше молодежи. Кого благодарить за это: советскую систему образования и воспитания, коммунистическую идеологию и пропаганду или комсомол? Думаю, что одно без другого в нашем государстве не существовало. Главное то, что когда нужно было строить, защищать, работать до смертельной усталости, ликвидировать последствия аварий всегда находились добровольцы - комсомольцы.
Романтика и героизм комсомольских отрядов привлекал к себе всё больше молодежи. Кого благодарить за это: советскую систему образования и воспитания, коммунистическую идеологию и пропаганду или комсомол? Думаю, что одно без другого в нашем государстве не существовало. Главное то, что когда нужно было строить, защищать, работать до смертельной усталости, ликвидировать последствия аварий всегда находились добровольцы - комсомольцы.
Позднее, уже в середине 80-х, заговорили о том, что комсомол постепенно превратился в организацию формалистов. В комсомол стали принимать не по принципу "достоин - не достоин", а всех под гребенку. Если ты - не комсомолец, значит тебе закрыта дорога в институт, ты не сможешь устроиться на хорошую работу. Поэтому пройти мимо комсомола было практически невозможно. Зато лидерство в комсомоле сулило успешное и безбедное будущее, быстрый карьерный рост. К словам "все равны" всё чаще стали добавлять ироничное - "но кто-то равнее". Комсомольским вожакам проще было "достать" путевки, съездить за границу, даже получить разрешение на досрочную сдачу экзамена. С высоких комсомольских трибун всё чаще звучали ложь и обман. В 1984 году в журнале "Юность" был опубликован роман "ЧП районного масштаба", а в 1988 году снят одноименный фильм. О том, что происходит в комсомоле стали говорить открыто, на собраниях комсомольские лидеры обличали сами себя, выступая с призывами изменить положение. Но, процесс разрушения организации было не остановить. Молодые люди уходили из комсомола, кто-то громко, объявляя себя на комсомольских собраниях выбывшим, а кто-то тихо, просто отказываясь платить членские взносы.
Я к тому времени уже третий год работала в школе. В нашей учительской комсомольской организации было 5 человек, и не смотря на все усилия парторга мы отказались быть членами той организации. Однако, вспоминая о своей юности, я не мыслю себя без комсомола.
А теперь давайте подумаем, что, с вашей точки зрения, привело к развалу комсомола.
Как вы думаете какая идея могла бы объединить современную моложежь.
26 апр. 2011 г.
Пятница, 29 апреля. Очная встреча
Уважаемые десятиклассники!
Вы прочитали наши тексты о трудном десятилетии - с 1980 по 1990 годы. Надеемся, что у вас составилось какое-то представление об этом времени, которое для вас — история, а для нас — кусочек жизни. Надеемся, что из наших рассказов эта история стала для вас живее и понятнее. И мы просим вас рассказать о ваших впечатлениях от прочитанного. Но формы этого рассказа давайте выберем творческие. Вот какие варианты мы предлагаем.
1) Плакат под девизом «10 лет из жизни страны, 10 лет из жизни людей». Пусть в этом плакате отразится ваше понимание эпохи: о чем думали люди, что было для них важным, как менялась их жизнь. Давайте поймем, что плакат — не картина, и чтобы его сделать — не надо быть художником. Плакат — запоминающееся изображение, он графически прост, на нем возможен краткий текст или слоган. Часто изображение на плакате не реалистично, образ дан через метафору. Посмотрите на большое количество плакатов советской эпохи — многое станет ясно. На Вашем плакате могут быть рисунки, фотографии — то, что вы посчитаете наиболее ярким и значимым, чтобы передать настроение десятилетия 80-90-х гг. Самый технически доступный инструмент для таких целей — рисунок в Google-Документах.
2) Монолог сверстника. Пусть он начинается словами: «Сегодня (дату вы определите сами - по собственному выбору) 1990 года. Мне 16 лет». А дальше — впечатления воображаемого сверстника, его мысли о будущем, его надежды, страхи, проблемы, планы на будущее. Представьте себя на его месте, выскажитесь от его лица. Продолжительность монолога — не более 2-3 минут.
3) Непридуманная история. Это должен быть рассказ о том, как десятилетие (1980 - 1990) определило судьбу человека. Пусть это будет история из жизни, вами записанная и рассказанная.
Выберите сами, что вам ближе, интереснее. Задания можно выполнять в группах или самостоятельно — как вам больше нравится.
Встретимся в пятницу, 29 апреля. Время и место уточним у Ирины Николаевны Костиной.
Думаю, в оставшееся время в блоге может появиться еще несколько текстов.
Спасибо вам за участие в этом разговоре. Поняв это время, мы легче поймем друг друга.
Вы прочитали наши тексты о трудном десятилетии - с 1980 по 1990 годы. Надеемся, что у вас составилось какое-то представление об этом времени, которое для вас — история, а для нас — кусочек жизни. Надеемся, что из наших рассказов эта история стала для вас живее и понятнее. И мы просим вас рассказать о ваших впечатлениях от прочитанного. Но формы этого рассказа давайте выберем творческие. Вот какие варианты мы предлагаем.
1) Плакат под девизом «10 лет из жизни страны, 10 лет из жизни людей». Пусть в этом плакате отразится ваше понимание эпохи: о чем думали люди, что было для них важным, как менялась их жизнь. Давайте поймем, что плакат — не картина, и чтобы его сделать — не надо быть художником. Плакат — запоминающееся изображение, он графически прост, на нем возможен краткий текст или слоган. Часто изображение на плакате не реалистично, образ дан через метафору. Посмотрите на большое количество плакатов советской эпохи — многое станет ясно. На Вашем плакате могут быть рисунки, фотографии — то, что вы посчитаете наиболее ярким и значимым, чтобы передать настроение десятилетия 80-90-х гг. Самый технически доступный инструмент для таких целей — рисунок в Google-Документах.
2) Монолог сверстника. Пусть он начинается словами: «Сегодня (дату вы определите сами - по собственному выбору) 1990 года. Мне 16 лет». А дальше — впечатления воображаемого сверстника, его мысли о будущем, его надежды, страхи, проблемы, планы на будущее. Представьте себя на его месте, выскажитесь от его лица. Продолжительность монолога — не более 2-3 минут.
3) Непридуманная история. Это должен быть рассказ о том, как десятилетие (1980 - 1990) определило судьбу человека. Пусть это будет история из жизни, вами записанная и рассказанная.
Выберите сами, что вам ближе, интереснее. Задания можно выполнять в группах или самостоятельно — как вам больше нравится.
Встретимся в пятницу, 29 апреля. Время и место уточним у Ирины Николаевны Костиной.
Думаю, в оставшееся время в блоге может появиться еще несколько текстов.
Спасибо вам за участие в этом разговоре. Поняв это время, мы легче поймем друг друга.
22 апр. 2011 г.
Смерть стоит того, чтобы жить...
Наверное, увидев столь странное название, читатель удивится: почему для иллюстрации эпохи надо говорить о такой печальной стороне жизни, как смерть и похороны. Но смерть — не только реалия личной жизни человека, но и объект рассмотрения культурологов, философов, историков. Есть даже такое историческое направление «культурная танатология» (Тананос — в др.греч. мифологии — бог Смерти, брат бога сна Гипноса), которая рассматривает погребальные обряды и ритуалы, изображения смерти в культуре и литературе. В книге известного французского историка Филиппа Арьеса «Человек перед лицом смерти», посвященной истории отношения к смерти в европейском обществе, мы читаем (выделено мной):Смерть — один из коренных «параметров» коллективного сознания, а поскольку последнее не остается в ходе истории недвижимым, то изменения эти не могут не выразиться также и в сдвигах в отношении человека к смерти. Изучение этих установок может пролить свет на отношение людей к жизни и основным ее ценностям. По мнению некоторых ученых, отношение к смерти — своего рода эталон, индикатор характера цивилизации. В восприятии смерти выявляются тайны человеческой личности. <...> Поэтому восприятие смерти, потустороннего мира, связей между живыми и мертвыми — тема, обсуждение которой могло бы существенно углубить понимание многих сторон социально-культурной действительности минувших эпох, лучше понять, каков был человек в истории.
Именно поэтому мы обратим на три события, которые для людей 80-90-х годов оказались очень значительными.
I часть.
25 июля 1980 года умер Владимир Высоцкий. Его творчество имело невероятную популярность, но эта популярность была неофициальной: при жизни актер и поэт не увидел ни одного изданного сборника своих стихов. Высоцкий умер во время проходивших в Москве летних Олимпийских игр. В преддверии Олимпийских игр из Москвы были выселены многие жители, имевшие трения с законом. Город был полностью закрыт для въезда иногородних граждан и наводнён милицией. Сообщений о смерти
Леонид Филатов, актер и артист, близко знавший Высоцкого, написал стихотворение «Июль 80-го. Памяти Владимира»
И кому теперь горше
от вселенской тоски -
машинисту из Орши,
хипарю из Москвы?
Чья страшнее потеря -
знаменитой вдовы,
или той, из партера,
что любила вдали?
Чья печаль ощутимей -
тех, с кем близко дружил,
иль того со щетиной,
с кого списывал жизнь?..
И на равных в то утро
у таганских ворот
академик и урка
представляли народ.
от вселенской тоски -
машинисту из Орши,
хипарю из Москвы?
Чья страшнее потеря -
знаменитой вдовы,
или той, из партера,
что любила вдали?
Чья печаль ощутимей -
тех, с кем близко дружил,
иль того со щетиной,
с кого списывал жизнь?..
И на равных в то утро
у таганских ворот
академик и урка
представляли народ.
II часть.
10 ноября 1982 года умер Л.И. Брежнев. Власть перешла к Ю.В. Андропову, умершему 9 февраля 1984 года. Главой страны был назначен К.У. Черненко, скончавшийся через год — 10 марта 1985 года. Страну возглавил М.С. Горбачев. В народе это время получила название «эпохи пышных похорон», «пятилетки в три гроба» или, совсем уж черным юмором — «гонки на лафетах».
Прочитайте одноименную статью в Википедии, обратите внимание на подраздел в статье «Влияние на культуру». Почему появились такие мрачные, черные анекдоты?
III часть.
15 августа 1990 года солист группы «Кино» Виктор Цой погиб в автокатастрофе.
19 августа он был похоронен на Богословском кладбище в Ленинграде. Несколько фанатов даже покончили с собой.
В Москве уже 20 лет существует стена Цоя. В Петербурге был установлен памятник Цою, но простоял он недолго.
О чем вы думали, читая этот текст и материалы ссылок? Что нового увидели в образе поколения 80-90-х годов?
А что мы смотрели в 80-ые?
80-ые... Какие далекие и какие близкие времена. В то время я ходила в детский сад и, конечно, телевидение меня мало интересовало. Был один интерес в телевизоре — это мультфильмы ( наши, советские, рисованные), это сказки, детские фильмы, а еще в этот период советское телевидение накрыла волна сериалов: «Рабыня Изаура», «Богатые тоже плачут», «Санта-Барбара». Город пустел: было время сериалов, в которых показывалась другая жизнь, и я помню, когда у соседей сломался телевизор, они пришли к нам смотреть сериал, а потом программу «Время», чтобы узнать новости.
Ведь это только мой детский мир ограничивался сказками и мультфильмами, а наши родители ждали новостей, так как в 80-ые годы «Время» было основной информационной программой, выходившей на Центральном телевидении (ныне Первый канал) в 21.00 и до 1989 года имевшей дневной повтор в 12.30.
В то далекое-близкое время телевидение было практически единственным источником информации. В 80-ых практически не было прямых эфиров, все программы выходили в записи, после цензуры. На ТВ существовал «закон» - каждое ведомство, министерство отвечало за цензуру той или иной передачи (это медицина, авиация и др.).
C 1985-ого года Центральное телевидение получило, своего рода, свободу. В свет вышла передача «До и после полуночи». В 1987 году вышла первая передача «Взгляд». Крайне редко удавалось посмотреть эти программы, так как они выходили поздно вечером. В программу «Взгляд» в качестве ведущих приглашались известные в ту пору журналисты Артем Боровик и Евгений Додолев — авторы ряда сенсационных сюжетов. Среди ведущих были и такие громкие имена, как Владислав Листьев, Александр Любимов, Сергей Бодров-младший.
Рассказ о Владиславе Листьеве спустя 15 лет после его гибели.
На моей памяти аналитическая передача А.Невзорова «600 секунд», которая транслировалась с 1987 года. В своей программе А.Невзоров освещал 80-ые — это проигравшая экономика богатой страны, время больших перемен, по-научному — «нестабильный выход из многолетней хронической болезни общества»… «600 секунд» Александра Глебовича Невзорова — зеркало того, чего не должно быть.
А старшее поколение, конечно же, помнит, что в 80-ые годы американский «Интерньюс» начал проводить первые телемосты. Среди них свободные дискуссии между Верховным Советом СССР и Конгрессом США, а также награжденная премией «Эмми» серия телемостов «От столицы к столице» для телесети АВС и Гостелерадио СССР.
Сейчас ни для кого не секрет, что телевидение не является единственным источником информации. В связи с этим ребятам хочется спросить:
- А что для вас сегодня телевидение?
- Чем оно вас притягивает?
- Какие аналитические программы сегодня могут привлечь внимание современной молодежи?
- Чем отличается современное российское телевидение от советского?
- На ваш взгляд, нужна ли цензура на ТВ сегодня?
Гумбатова Светлана Афаддиновна
20 апр. 2011 г.
Шопинг 80-х
Восьмидесятые годы для меня лучшие годы, когда из наивной школьницы я превратилась во взрослого самостоятельного семейного человека и поэтому, наверное, легче переносила все трудности 80-х годов в отличие от старшего поколения. Но вернемся к шопингу 80-х, правда, тогда такое слово не использовали, говорили «достал», «отоварился». В начале 80-х годов нас стали усиленно убеждать в том, что медики сделали выдающиеся открытия, в результате которых поняли насколько вреден сахар, сыр, колбаса и многие другие продукты. Заявления ученых происходили через некоторое время, после того как с прилавков магазинов исчезали эти продукты. Дело дошло до того, что прилавки магазинов были абсолютно пусты, и что бы заполнить пустоту, продавцы выставляли пачки маргарина и банки с маринованной свеклой, морской капустой. В одном из сельских магазинов я видела абсолютно пустые полки, на которых единственным товаром был топор. В субботу мама вставала очень рано, что бы успеть к открытию магазинов, уезжала на полдня, и возвращалась как солдат после битвы вытаскивая из сетки кусок сыра или колбасы, шоколадные конфеты или печенье.
Кстати, о сетках ведь именно в 80–е годы стали широко использовать целлофановые пакеты. Обладатели цветного чуда берегли их очень тщательно, стирали, сушили, и говорят, даже штопали. Лучшего подарка на праздник нельзя было придумать. Раз речь зашла об упаковках, то припоминается еще один факт, в магазинах исчезли не только продукты, но и упаковочная бумага. Продавцы заворачивали продукты в бумагу похожую на картон или разводили руками, берите, как есть. Мы шли в магазин и тащили баночки, бутылочки, мешочки в надежде купить хоть что-нибудь.
Постепенно в нашу жизнь вошли продуктовые карточки. В связи с этим вспоминается чудесное событие – свадьба. Будущие молодожены должны были потратить массу времени на то, чтобы отоварить талоны, выдаваемые во дворцах бракосочетаний. На эти талоны можно было купить так называемый праздничный набор. В него входили: шампанское, кусок твердокопченой колбасы, шпроты, шоколадные конфеты, а дальше как повезет. Кроме талонов на продукты получали заветный билет в салон для новобрачных, который находился на Свердловской набережной. Невесты и женихи штурмом брали магазин после открытия в надежде купить заветное платье или костюм нужного размера. После свадьбы молодые супруги, ожидающие рождения своего первенца также не скучали, в женских консультациях выдавали заветный талон в магазин для новорожденных, он назывался «Аист». Будущая мама день за днем гонялась на Васильевский остров в надежде купить до рождения пеленки, распашонки, чепчики и никаких памперсов, только самодельные прокладки из марли или старого постельного белья.
Для партийных чиновников существовали специальные склады и "столы заказов". Знаменитый диалог Романа Карцева и Виктора Ильченко рисует ситуацию когда простой человек оказался на "складе, где все есть".
Кстати, о сетках ведь именно в 80–е годы стали широко использовать целлофановые пакеты. Обладатели цветного чуда берегли их очень тщательно, стирали, сушили, и говорят, даже штопали. Лучшего подарка на праздник нельзя было придумать. Раз речь зашла об упаковках, то припоминается еще один факт, в магазинах исчезли не только продукты, но и упаковочная бумага. Продавцы заворачивали продукты в бумагу похожую на картон или разводили руками, берите, как есть. Мы шли в магазин и тащили баночки, бутылочки, мешочки в надежде купить хоть что-нибудь.
Постепенно в нашу жизнь вошли продуктовые карточки. В связи с этим вспоминается чудесное событие – свадьба. Будущие молодожены должны были потратить массу времени на то, чтобы отоварить талоны, выдаваемые во дворцах бракосочетаний. На эти талоны можно было купить так называемый праздничный набор. В него входили: шампанское, кусок твердокопченой колбасы, шпроты, шоколадные конфеты, а дальше как повезет. Кроме талонов на продукты получали заветный билет в салон для новобрачных, который находился на Свердловской набережной. Невесты и женихи штурмом брали магазин после открытия в надежде купить заветное платье или костюм нужного размера. После свадьбы молодые супруги, ожидающие рождения своего первенца также не скучали, в женских консультациях выдавали заветный талон в магазин для новорожденных, он назывался «Аист». Будущая мама день за днем гонялась на Васильевский остров в надежде купить до рождения пеленки, распашонки, чепчики и никаких памперсов, только самодельные прокладки из марли или старого постельного белья.
Для партийных чиновников существовали специальные склады и "столы заказов". Знаменитый диалог Романа Карцева и Виктора Ильченко рисует ситуацию когда простой человек оказался на "складе, где все есть".
В середине 80-х годов, началась очередная антиалкогольная кампания, вырубали виноградники, уничтожали элитные хранилища вин, пропагандировали безалкогольные свадьбы. Вот, тогда и появилась вторая валюта в нашем государстве, бутылка водки. Мужички стояли у винных магазинах как на баррикадах, за бутылку можно было получить любую услугу. В документальном фильме Станислава Говорухина "Так жить нельзя" это "явление" представлено очень выразительно. Посмотрите следующий фрагмент с 4.08 минуты
А сколько новостей успевали обсудить пока стояли в очередях, чем не развлечение и какая сплоченность народа, чувство плеча и локтя были постоянными.
И ведь жили, радовались, влюблялись, мечтали о будущем.
Смирнова Светлана Семеновна
А сколько новостей успевали обсудить пока стояли в очередях, чем не развлечение и какая сплоченность народа, чувство плеча и локтя были постоянными.
И ведь жили, радовались, влюблялись, мечтали о будущем.
Смирнова Светлана Семеновна
18 апр. 2011 г.
О книгах . Часть 3.
Буквально в начале книги артиста эстрады, писателя, библиофила Николая Павловича Смирнова-Сокольского «Рассказы о книгах» на глаза попадается следующая история. Приведу отрывок полностью.
«Не так давно в Ленинграде мне удалось разыскать человека, пожелавшего расстаться с комплектами журналов «Современник» и «Отечественные записки» некрасовского периода. Эти драгоценные издания чрезвычайно громоздки — свыше двухсот объемистых томов. Кстати, именно эта громоздкость и принудила владельца расстаться с журналами.
Встал вопрос: как перевезти более двадцати полновеснейших пачек книг в Москву? Паковать в ящики, зашивать, сдавать в багаж?
Опытные люди сказали:
— Ничего этого не надо. Провезете с собой в вагоне. Только не заворачивайте пачки в бумагу, чтобы было видно — книги!
И, действительно, когда я, сопровождаемый шестью носильщиками, ввалился в вагон, мой, отнюдь не «ручной багаж», не только не вызвал ворчания или протестов пассажиров, а наоборот мне оказали всяческую помощь. Пачки разложили по всем купе вагона, а попробовавшую что-то заметить проводницу седоусый полновник убедил одной фразой: «Дорогая моя, да ведь это же книги! Вы не видите, что ли?»
Вам в полной мере ясны слова «Да ведь это же книги!»? Да, наверное, найдутся такие, но в основной массе такое мнение можно считать устаревшим, да и «седоусые полковники» с подобными взглядами вымерли как вид. И подобных фанатов-библиофилов, ставящих на первое место не личное обогащение, а сохранение культурного фонда, почти не осталось.
Мне в детстве повезло - у нас дома была достаточно большая библиотека. Мой отец (потомственный кораблестроитель), озабоченный развитием отпрыска, покупал множество самых разных книг. Правда, подавляющее большинство их было по математике, физике и смежным областям. Но с раннего детства книжные шкафы действовали на меня магическим образом — я часто рассматривал стоящие в шкафу корешки собраний сочинений, что-то открывал и пытался читать. Что-то мне как бы случайно подсовывали — отчасти таким во многом неорганизованным образом проходило воспитание.
Надо вспомнить, что в 70-80-е, чтобы получить приличную книгу, ее надо было «достать». Любому цивилизованному человеку этот глагол применительно к книгам был бы непонятен, но другого слова не было. По всему городу стояли строительные вагончики, где за N-ное количество килограмм макулатуры была возможность приобрести хорошую книгу (нередко вкупе с такой же макулатурой, за которую человек платил деньги, а в следующий раз нес сдавать на вес — это называлось «в нагрузку»). Появилось даже такое новообразование — макулатурное издание — под ним подразумевалась действительно хорошая книга, которую ТАК было не достать.
Многие помнят также такое понятие, как подписные издания. В детстве в моей библиотеке было полное собрание БМЛД — Библиотеки Мировой Литературы для Детей (58 томов). Ни у кого из моих сверстников ее не было и быть не могло. Чтобы ее получить, в 1978 году моему отцу пришлось стоять в очереди на Литейном, 57 — в магазине «Подписные издания» в течение трех дней напролет. Представьте только: трое суток стоит в очереди окруженная кордоном милиции толпа мужчин, стоит за одну возможность — в ближайшие пару лет выкупить на свои деньги книги для собственных детей. Женщин там не было ни одной — толпа постоянно двигалась и последних просто выдавливали. Без шансов на возвращение. Отойти на секунду было невозможно: выйди — обратно пути нет. Люди стояли за книгами для своих детей. Через двадцать с немногим лет Юрий Шевчук в песне «Черный пес Петербург» спел: «В непролазной грязи там живет красота». Мама лишь ездила туда и через многие руки передавала еду и однажды очки — предыдущие сломали в давке.
«Не так давно в Ленинграде мне удалось разыскать человека, пожелавшего расстаться с комплектами журналов «Современник» и «Отечественные записки» некрасовского периода. Эти драгоценные издания чрезвычайно громоздки — свыше двухсот объемистых томов. Кстати, именно эта громоздкость и принудила владельца расстаться с журналами.
Встал вопрос: как перевезти более двадцати полновеснейших пачек книг в Москву? Паковать в ящики, зашивать, сдавать в багаж?
Опытные люди сказали:
— Ничего этого не надо. Провезете с собой в вагоне. Только не заворачивайте пачки в бумагу, чтобы было видно — книги!
И, действительно, когда я, сопровождаемый шестью носильщиками, ввалился в вагон, мой, отнюдь не «ручной багаж», не только не вызвал ворчания или протестов пассажиров, а наоборот мне оказали всяческую помощь. Пачки разложили по всем купе вагона, а попробовавшую что-то заметить проводницу седоусый полновник убедил одной фразой: «Дорогая моя, да ведь это же книги! Вы не видите, что ли?»
Вам в полной мере ясны слова «Да ведь это же книги!»? Да, наверное, найдутся такие, но в основной массе такое мнение можно считать устаревшим, да и «седоусые полковники» с подобными взглядами вымерли как вид. И подобных фанатов-библиофилов, ставящих на первое место не личное обогащение, а сохранение культурного фонда, почти не осталось.
Мне в детстве повезло - у нас дома была достаточно большая библиотека. Мой отец (потомственный кораблестроитель), озабоченный развитием отпрыска, покупал множество самых разных книг. Правда, подавляющее большинство их было по математике, физике и смежным областям. Но с раннего детства книжные шкафы действовали на меня магическим образом — я часто рассматривал стоящие в шкафу корешки собраний сочинений, что-то открывал и пытался читать. Что-то мне как бы случайно подсовывали — отчасти таким во многом неорганизованным образом проходило воспитание.
Надо вспомнить, что в 70-80-е, чтобы получить приличную книгу, ее надо было «достать». Любому цивилизованному человеку этот глагол применительно к книгам был бы непонятен, но другого слова не было. По всему городу стояли строительные вагончики, где за N-ное количество килограмм макулатуры была возможность приобрести хорошую книгу (нередко вкупе с такой же макулатурой, за которую человек платил деньги, а в следующий раз нес сдавать на вес — это называлось «в нагрузку»). Появилось даже такое новообразование — макулатурное издание — под ним подразумевалась действительно хорошая книга, которую ТАК было не достать.
Многие помнят также такое понятие, как подписные издания. В детстве в моей библиотеке было полное собрание БМЛД — Библиотеки Мировой Литературы для Детей (58 томов). Ни у кого из моих сверстников ее не было и быть не могло. Чтобы ее получить, в 1978 году моему отцу пришлось стоять в очереди на Литейном, 57 — в магазине «Подписные издания» в течение трех дней напролет. Представьте только: трое суток стоит в очереди окруженная кордоном милиции толпа мужчин, стоит за одну возможность — в ближайшие пару лет выкупить на свои деньги книги для собственных детей. Женщин там не было ни одной — толпа постоянно двигалась и последних просто выдавливали. Без шансов на возвращение. Отойти на секунду было невозможно: выйди — обратно пути нет. Люди стояли за книгами для своих детей. Через двадцать с немногим лет Юрий Шевчук в песне «Черный пес Петербург» спел: «В непролазной грязи там живет красота». Мама лишь ездила туда и через многие руки передавала еду и однажды очки — предыдущие сломали в давке.
О книгах . Часть 2. Откуда брались книги?
А теперь – о ситуации на книжном рынке в эпоху Перестройки. Рынок – в прямом смысле. Представьте себе: за железнодорожной насыпью в Ульянке тянулась труба. Через трубу были проложены торные пути – самодельные лесенки. Перелезаешь за трубу, немного углубляешься в картофельное поле – в сторону аэропорта «Пулково» – и попадаешь в настоящую страну чудес. Там царят книжные спекулянты, готовые достать все, что угодно – из нового и старого. Новое начинает активно появляться, но издается почему-то в Минске, а не у нас. В магазины практически не попадает, а попадает в руки дяденек, которые с серьезным видом прохаживаются по рынку с вязанками или авоськами «товара». У меня был такой знакомый спекулянт – Юрий Павлович. Вспоминаю его с огромной благодарностью, хотя хищник он был еще тот… За двухтомник Зощенко, изданный в Минске, содрал с меня 25 рублей (моя зарплата молодой учительницы – 100, так что все познается в сравнении). Вообще 25 рублей – это такса за новые издания: том Цветаевой, двухтомник Ахматовой и пр. Отдавать четверть зарплаты в месяц непросто, но зато в моей библиотеке появляется то, что раньше можно было читать только в «самиздате».
В 1989 году оказалась в Польше – и пережила настоящий культурный шок. В крупных польских городах – Варшаве, Кракове, Гданьске были магазины сети «Калинка». Там продавались КНИЖКИ. Изданные у нас, но в экспортном исполнении. Такого у нас еще не было или было, но у Юрия Павловича за сумасшедшие деньги – куда дороже 25 рублей. Возвращенные имена. Замятин. Булгаков. Владимов. Войнович. Солженицын. Галич. От этих книжек шел острый запах свободы, снятых запретов, пережитых страхов. Признаюсь: многое из того, то видела на полках в «Калинке», читала – в самиздате. Но это были самодельные книжки, отпечатанные на машинке на тонких листах папиросной бумаги, едва различимые так называемые «шестые копии». Для пишущей машинки бумагу складывали в тонкую стопочку, каждый лист перекладывая копиркой. Силы удара машинистки хватало, чтобы текст достаточно ясно читался на первых четырех листах. Пятая копия была уже менее разборчива, а шестая – совсем «слепая». Мне, девчонке, конечно перепадали «на почитать» только те самые «слепые» шестые копии. А тут – книжки! Настоящие, хорошо изданные… Десять дней в Польше ограничивала себя во всем, но привезла домой чемодан книжек. На таможне на мой чемодан и на меня смотрели странно: из Польши все везли дешевые шубы – песец, чернобурка. Мне тоже советовали… Но книжки были куда важнее. Кстати, таких, как я, с чемоданами книжек из «Калинки», было довольно много. Не меньше тех, кто с шубами.
Ну, и заглянем в книжный магазин перестроечного периода. Идеологической литературы почти нет. Но и классики сильно поубавилось. Зато появилось то, чего на наших книжных полках не было в достатке никогда. Появилось ЧТИВО. Так презрительно называли литературу легкую, развлекательную. Детективы, фантастика, совсем новость для нашего читателя – эротическая литература.
А еще очень популярны были «исторические» романы-разоблачения про давнюю и недавнюю историю. Все спешили высказаться о прошлом в наступившей свободе слова, все спешили покопаться в нем и найти утаенные сенсационные моменты. Есенин не повесился, его убили агенты НКВД! И Маяковского застрелили – по личному приказу Сталина. И вообще – всех застрелили, повесили, погубили в автомобильных и иных катастрофах. Годы прилизанной истории, построенной на замалчивании и перекраивании фактов, хлынули потоком самых нелепых разоблачений.
Книготорговля шла бойко и радостно, всюду разворачивались книжные лотки, там лежали книжки, с обложек которых скалились монстры, капала кровь, бесстыдно сияла «обнаженка», пристально и печально смотрели лица известных людей, о жизни которых сообщались неизвестные подробности. Об этом очень точно пишет поэт Тимур Кибиров. Вот отрывок из длинного его стихотворения, которое называется «Летние размышления о судьбах изящной словесности» (написано в 1992-м году, но картинка вполне соответствует тому, что было на книжных развалах в 1990-м).
…Посмотрим на лоток.
Что нынче хавают? Так. Понял. Перспективы
ясны. Наметим план. Во-первых, детективы:
«Смерть в Красном Уголке», «Ухмылка мертвеца»,
«Поручик Порох прав», «Кровавая маца',
«Хореныч и Кузьмин», «Так жить нельзя, Шарапов!»
«В пивной у Коваля», «Блондинка из гестапо»,
«Последний миллилитр», «Цикады», «Дело Швах»,
«Каплан, она же Брик и Айседора», «Крах
коньковской мафии», «Прозренье Левы», «Драма
в Скотопригоньевске», «Месть Бусикеллы», «Мама
на антресолях», «Кровь не пахнет, миссис Мэйн!»,
«Видок и Фантомас», «Таинственный нацмен»,
«Наследник Бейлиса», «Огонь на пораженье,
или 600 секунд», «Сплетенье рук, сплетенье
ног», «Красное пятно», «Не спи в саду, отец!»,
«Гроб на колесиках», «Крантец на холодец»,
«Фас, Томик, фас!» Хорош.
Ну а теперь романы
под Пикуля, Дюма, а то и Эйдельмана:
«Альков графини Д.», «Киприда и арак»,
«Мсье Синекур», «Вадим», «Перхуровский бивак»,
«Нос принца Фогельфрай», «Ошибка комиссара
Ивана Швабрина», «Сын Вольфа», «Месть хазарам»,
«Арзрумский сераскир», «Ксеркс или Иисус»,
«Средь красных голубой, или Святая Русь
Нью-Йорку не чета», «Семейство Ченчи», «Платье
поверх халата», «Мой курсив для дам», «Проклятье
Марии Лаптевой», «Кавалергард на той,
единственной гражданской», «Домострой
и вольный каменщик».
Затем займусь научной
фантастикою я и мистикою. Звучный
возьму я псевдоним — Дар Ветер. Значит, так:
«Конец звезды Овир», «Космический кунак»,
«Корсар Галактики», «Загадка фараона»,
«Манкурт и НЛО», «Посланники Плутона»,
«Альдебаран в огне», «Хохол на Альтаире»,
«Гробница Рериха», «Пульсар ТК-4»,
«Среди астральных тел», «Меж черных дыр», «Залет
космических путан».
Вчитайтесь в названия – и вам станет понятно, что можно было купить на книжных развалах 1990 года.
А теперь – несколько вопросов к тем, кто добрался до конца моего поста.
1) В книжных магазинах 1980 года было много литературы «непокупаемой». Почему ее издавали? В каких отношениях, на ваш взгляд, пребывали политика и экономика?
2) Как и почему политика книгоиздания стимулировала развитие и процветание «черного рынка»?
3) Представьте себе человека, который в 1984-м, например, уехал в длительную командировку. Он возвращается в Ленинград в 1989-м или в 1990-м. И что? Попробуйте написать, что он увидел и что пережил.
В 1989 году оказалась в Польше – и пережила настоящий культурный шок. В крупных польских городах – Варшаве, Кракове, Гданьске были магазины сети «Калинка». Там продавались КНИЖКИ. Изданные у нас, но в экспортном исполнении. Такого у нас еще не было или было, но у Юрия Павловича за сумасшедшие деньги – куда дороже 25 рублей. Возвращенные имена. Замятин. Булгаков. Владимов. Войнович. Солженицын. Галич. От этих книжек шел острый запах свободы, снятых запретов, пережитых страхов. Признаюсь: многое из того, то видела на полках в «Калинке», читала – в самиздате. Но это были самодельные книжки, отпечатанные на машинке на тонких листах папиросной бумаги, едва различимые так называемые «шестые копии». Для пишущей машинки бумагу складывали в тонкую стопочку, каждый лист перекладывая копиркой. Силы удара машинистки хватало, чтобы текст достаточно ясно читался на первых четырех листах. Пятая копия была уже менее разборчива, а шестая – совсем «слепая». Мне, девчонке, конечно перепадали «на почитать» только те самые «слепые» шестые копии. А тут – книжки! Настоящие, хорошо изданные… Десять дней в Польше ограничивала себя во всем, но привезла домой чемодан книжек. На таможне на мой чемодан и на меня смотрели странно: из Польши все везли дешевые шубы – песец, чернобурка. Мне тоже советовали… Но книжки были куда важнее. Кстати, таких, как я, с чемоданами книжек из «Калинки», было довольно много. Не меньше тех, кто с шубами.
Ну, и заглянем в книжный магазин перестроечного периода. Идеологической литературы почти нет. Но и классики сильно поубавилось. Зато появилось то, чего на наших книжных полках не было в достатке никогда. Появилось ЧТИВО. Так презрительно называли литературу легкую, развлекательную. Детективы, фантастика, совсем новость для нашего читателя – эротическая литература.
А еще очень популярны были «исторические» романы-разоблачения про давнюю и недавнюю историю. Все спешили высказаться о прошлом в наступившей свободе слова, все спешили покопаться в нем и найти утаенные сенсационные моменты. Есенин не повесился, его убили агенты НКВД! И Маяковского застрелили – по личному приказу Сталина. И вообще – всех застрелили, повесили, погубили в автомобильных и иных катастрофах. Годы прилизанной истории, построенной на замалчивании и перекраивании фактов, хлынули потоком самых нелепых разоблачений.
Книготорговля шла бойко и радостно, всюду разворачивались книжные лотки, там лежали книжки, с обложек которых скалились монстры, капала кровь, бесстыдно сияла «обнаженка», пристально и печально смотрели лица известных людей, о жизни которых сообщались неизвестные подробности. Об этом очень точно пишет поэт Тимур Кибиров. Вот отрывок из длинного его стихотворения, которое называется «Летние размышления о судьбах изящной словесности» (написано в 1992-м году, но картинка вполне соответствует тому, что было на книжных развалах в 1990-м).
…Посмотрим на лоток.
Что нынче хавают? Так. Понял. Перспективы
ясны. Наметим план. Во-первых, детективы:
«Смерть в Красном Уголке», «Ухмылка мертвеца»,
«Поручик Порох прав», «Кровавая маца',
«Хореныч и Кузьмин», «Так жить нельзя, Шарапов!»
«В пивной у Коваля», «Блондинка из гестапо»,
«Последний миллилитр», «Цикады», «Дело Швах»,
«Каплан, она же Брик и Айседора», «Крах
коньковской мафии», «Прозренье Левы», «Драма
в Скотопригоньевске», «Месть Бусикеллы», «Мама
на антресолях», «Кровь не пахнет, миссис Мэйн!»,
«Видок и Фантомас», «Таинственный нацмен»,
«Наследник Бейлиса», «Огонь на пораженье,
или 600 секунд», «Сплетенье рук, сплетенье
ног», «Красное пятно», «Не спи в саду, отец!»,
«Гроб на колесиках», «Крантец на холодец»,
«Фас, Томик, фас!» Хорош.
Ну а теперь романы
под Пикуля, Дюма, а то и Эйдельмана:
«Альков графини Д.», «Киприда и арак»,
«Мсье Синекур», «Вадим», «Перхуровский бивак»,
«Нос принца Фогельфрай», «Ошибка комиссара
Ивана Швабрина», «Сын Вольфа», «Месть хазарам»,
«Арзрумский сераскир», «Ксеркс или Иисус»,
«Средь красных голубой, или Святая Русь
Нью-Йорку не чета», «Семейство Ченчи», «Платье
поверх халата», «Мой курсив для дам», «Проклятье
Марии Лаптевой», «Кавалергард на той,
единственной гражданской», «Домострой
и вольный каменщик».
Затем займусь научной
фантастикою я и мистикою. Звучный
возьму я псевдоним — Дар Ветер. Значит, так:
«Конец звезды Овир», «Космический кунак»,
«Корсар Галактики», «Загадка фараона»,
«Манкурт и НЛО», «Посланники Плутона»,
«Альдебаран в огне», «Хохол на Альтаире»,
«Гробница Рериха», «Пульсар ТК-4»,
«Среди астральных тел», «Меж черных дыр», «Залет
космических путан».
Вчитайтесь в названия – и вам станет понятно, что можно было купить на книжных развалах 1990 года.
А теперь – несколько вопросов к тем, кто добрался до конца моего поста.
1) В книжных магазинах 1980 года было много литературы «непокупаемой». Почему ее издавали? В каких отношениях, на ваш взгляд, пребывали политика и экономика?
2) Как и почему политика книгоиздания стимулировала развитие и процветание «черного рынка»?
3) Представьте себе человека, который в 1984-м, например, уехал в длительную командировку. Он возвращается в Ленинград в 1989-м или в 1990-м. И что? Попробуйте написать, что он увидел и что пережил.
Смирнова Зинаида Юльевна
О книгах . Часть 1.
Что наша страна – самая читающая страна в мире, было известно всем и каждому в Советском Союзе.
Изображения людей, читающих в городском транспорте, школьников с книжками на парковых лавочках помнятся с детства. Слова о том, что книга – лучший подарок, прочно впечатались в сознание и живут там до сих пор.
А что мы читали в 1980-м году? Вернее – что могли купить в книжном магазине почитать?
В стандартном книжном магазине в начале восьмидесятых ВСЕГДА продавались сочинения В.И. Ленина – полным собранием и отдельными сборниками. Эти книги сами покупали изредка – разве только нерадивые студенты, которым не досталось в библиотеке какой-нибудь работы вождя – законспектировать к семинару по истории КПСС или научному коммунизму. Но чаще все-таки книжки Владимира Ильича в библиотеках были в избытке – как и в книжных магазинах. Сочинениями В.И. Ленина награждали – и только лучших. Помню красиво изданный – темно-синий, с бронзовым тиснением – размашистой подписью вождя на обложке – 55-томник (!!!) Папу им наградили на заводе за хорошую работу. Мама ворчала, и в ее ворчании явно звучало слова «макулатура», «место занимает», «вынести ночью», а бабушка делала круглые глаза и выразительно смотрела в мою сторону: она слишком хорошо помнила, как арестовывали в 1937-м ее братьев – по нелепым обвинениям – вот и осторожничала во всем и всегда – ни слова лишнего. Поэтому, наверное, 55-томник вождя долго стоял на книжных полках, тесня мировую классику.
На полках книжных магазинов в 1980-м в огромном количестве стояли произведения Леонида Ильича Брежнева, но не только речи на партийных съездах, а еще и литературное, вернее – мемуарное творчество – книжки «Малая Земля», «Возрождение» и «Целина», а также все три, объединенные под одной обложкой, – «Воспоминания». По названиям понятно, что это были книжки об участии Брежнева в событиях исторической значимости: в Великой Отечественной войне – в битве на Малой Земле, в возрождении разрушенной войной промышленности, в покорении целины. Изданные еще в 70-х, они тут же вошли в школьную программу, их заставляли читать к урокам литературы в старших классах. Хорошие учителя делали это, сильно краснея и опуская глаза, т.к. назвать это «литературой» язык не очень поворачивался, а изучать приходилось, т.к. шанс, что на выпускном – вступительном сочинении попадется именно это, был очень велик. Да и что скажешь? Вот ничего и не говорили. Зато анекдотов ходило по поводу этих книжек великое множество. Рассказывали, например, что на Западе эти книжки вышли с такими названиями: «Цель иная», «Мало земли», «Возражение». Про военные мемуары ходили разговоры, что в них явно несколько преувеличена роль автора в военных событиях. И анекдот не замедлил явиться. В этом анекдоте изображался военный совет в конце Великой Отечественной, присутствовали на нем маршалы, легендарные командующие фронтами – Жуков, Конев, Рокоссовский. И происходило все уже на подступах к Берлину. События горячие, отлагательства не терпят, маршалы спорят до хрипоты, как должна разворачиваться операция военная на подступах к Берлину. И договориться никак не могут. И вот Жуков (известный своей жесткостью, непримиримостью, способностью возражать Сталину) предлагает: а не посоветоваться ли нам, товарищи, с полковником Брежневым?
А были анекдоты, что называется, из жизни. Копаясь в отделе иностранной литературы (обязательные никому не известные писатели братских социалистических стран, писатели-коммунисты, которых никто не знал и не читал, но там можно было случайно выудить что-то вменяемое), вдруг с замиранием сердца увидела книжку – довольно большую, в блестящей черной обложке, на которой по-французски было написано «Renaissance». Пока продавщица снимала книжку с полки, в мозгу проносилось: картины мастеров Возрождения? альбом? или рассказ об эпохе? если на французском, то хорошо бы альбом, т.к. у меня английский, да и похоже на альбом: большая, блестящая книжка... Открыв парадное издание, пережила один из самых острых приступов разочарования в жизни: это была хорошо, с фотографиями изданная книга Брежнева «Возрождение». Ну, Ренессанс – понятно… Книжка была в экспортном исполнении – красивая. И в какой-то обиде на жизнь (не Рафаэль, не Тициан, не Леонардо!) я ее все-таки купила и почти сразу подарила приятелю, который точно так же, как и я, замер в предвкушении. Потом эта книжка активно гуляла по рукам однокурсников, передариваемая с шуточками и насмешками.
А еще в книжных магазинах всегда продавалась «литература братских советских народов» – тоже переводные книжки неведомых авторов.
Что касается книжек читаемых, то в большом количестве была представлена русская и чуть меньше – мировая классика, но не собраниями сочинений, а невзрачными книжками серии «Школьная библиотека» в мягкой обложке.
Собрания сочинений – это уже так называемая «подписная» литература. Наверное, современному читателю это понятие нужно объяснить. На момент продажи собрание сочинений еще не было издано, читатель покупал квитанцию на право приобретения определенного количества томов из собрания сочинений какого-то известного автора – чаще всего классического – русского или зарубежного. Когда выходил очередной том подписного издания, читатель получал по почте извещение и с ним шел в специализированный магазин «Подписная литература» на Литейном, 57 и там покупал книжку. И снова ждал выхода следующего тома. Самым большим подписным изданием было 200-томное издание «Библиотеки Всемирной Литературы» – в просторечии – «Всемирка». Задуманное еще Горьким, это издание, в котором по одному тому отводилось на звучное имя классика или на литературу какой-то страны. Почему-то помню том африканской литературы. Экзотика… Книжки были толстые, на атласной бумаге, в ярких суперобложках, с красивыми иллюстрациями. 200 томов!
Очереди в «Подписные издания» на Литейном занимали с ночи.
А вот с детективами и фантастикой было совсем плохо… Представляете: ни Донцовой, ни Марининой, ни Устиновой. Ну, просто их тогда еще не было на книжном рынке.
Изображения людей, читающих в городском транспорте, школьников с книжками на парковых лавочках помнятся с детства. Слова о том, что книга – лучший подарок, прочно впечатались в сознание и живут там до сих пор.
А что мы читали в 1980-м году? Вернее – что могли купить в книжном магазине почитать?
В стандартном книжном магазине в начале восьмидесятых ВСЕГДА продавались сочинения В.И. Ленина – полным собранием и отдельными сборниками. Эти книги сами покупали изредка – разве только нерадивые студенты, которым не досталось в библиотеке какой-нибудь работы вождя – законспектировать к семинару по истории КПСС или научному коммунизму. Но чаще все-таки книжки Владимира Ильича в библиотеках были в избытке – как и в книжных магазинах. Сочинениями В.И. Ленина награждали – и только лучших. Помню красиво изданный – темно-синий, с бронзовым тиснением – размашистой подписью вождя на обложке – 55-томник (!!!) Папу им наградили на заводе за хорошую работу. Мама ворчала, и в ее ворчании явно звучало слова «макулатура», «место занимает», «вынести ночью», а бабушка делала круглые глаза и выразительно смотрела в мою сторону: она слишком хорошо помнила, как арестовывали в 1937-м ее братьев – по нелепым обвинениям – вот и осторожничала во всем и всегда – ни слова лишнего. Поэтому, наверное, 55-томник вождя долго стоял на книжных полках, тесня мировую классику.
На полках книжных магазинов в 1980-м в огромном количестве стояли произведения Леонида Ильича Брежнева, но не только речи на партийных съездах, а еще и литературное, вернее – мемуарное творчество – книжки «Малая Земля», «Возрождение» и «Целина», а также все три, объединенные под одной обложкой, – «Воспоминания». По названиям понятно, что это были книжки об участии Брежнева в событиях исторической значимости: в Великой Отечественной войне – в битве на Малой Земле, в возрождении разрушенной войной промышленности, в покорении целины. Изданные еще в 70-х, они тут же вошли в школьную программу, их заставляли читать к урокам литературы в старших классах. Хорошие учителя делали это, сильно краснея и опуская глаза, т.к. назвать это «литературой» язык не очень поворачивался, а изучать приходилось, т.к. шанс, что на выпускном – вступительном сочинении попадется именно это, был очень велик. Да и что скажешь? Вот ничего и не говорили. Зато анекдотов ходило по поводу этих книжек великое множество. Рассказывали, например, что на Западе эти книжки вышли с такими названиями: «Цель иная», «Мало земли», «Возражение». Про военные мемуары ходили разговоры, что в них явно несколько преувеличена роль автора в военных событиях. И анекдот не замедлил явиться. В этом анекдоте изображался военный совет в конце Великой Отечественной, присутствовали на нем маршалы, легендарные командующие фронтами – Жуков, Конев, Рокоссовский. И происходило все уже на подступах к Берлину. События горячие, отлагательства не терпят, маршалы спорят до хрипоты, как должна разворачиваться операция военная на подступах к Берлину. И договориться никак не могут. И вот Жуков (известный своей жесткостью, непримиримостью, способностью возражать Сталину) предлагает: а не посоветоваться ли нам, товарищи, с полковником Брежневым?
А были анекдоты, что называется, из жизни. Копаясь в отделе иностранной литературы (обязательные никому не известные писатели братских социалистических стран, писатели-коммунисты, которых никто не знал и не читал, но там можно было случайно выудить что-то вменяемое), вдруг с замиранием сердца увидела книжку – довольно большую, в блестящей черной обложке, на которой по-французски было написано «Renaissance». Пока продавщица снимала книжку с полки, в мозгу проносилось: картины мастеров Возрождения? альбом? или рассказ об эпохе? если на французском, то хорошо бы альбом, т.к. у меня английский, да и похоже на альбом: большая, блестящая книжка... Открыв парадное издание, пережила один из самых острых приступов разочарования в жизни: это была хорошо, с фотографиями изданная книга Брежнева «Возрождение». Ну, Ренессанс – понятно… Книжка была в экспортном исполнении – красивая. И в какой-то обиде на жизнь (не Рафаэль, не Тициан, не Леонардо!) я ее все-таки купила и почти сразу подарила приятелю, который точно так же, как и я, замер в предвкушении. Потом эта книжка активно гуляла по рукам однокурсников, передариваемая с шуточками и насмешками.
А еще в книжных магазинах всегда продавалась «литература братских советских народов» – тоже переводные книжки неведомых авторов.
Что касается книжек читаемых, то в большом количестве была представлена русская и чуть меньше – мировая классика, но не собраниями сочинений, а невзрачными книжками серии «Школьная библиотека» в мягкой обложке.
Собрания сочинений – это уже так называемая «подписная» литература. Наверное, современному читателю это понятие нужно объяснить. На момент продажи собрание сочинений еще не было издано, читатель покупал квитанцию на право приобретения определенного количества томов из собрания сочинений какого-то известного автора – чаще всего классического – русского или зарубежного. Когда выходил очередной том подписного издания, читатель получал по почте извещение и с ним шел в специализированный магазин «Подписная литература» на Литейном, 57 и там покупал книжку. И снова ждал выхода следующего тома. Самым большим подписным изданием было 200-томное издание «Библиотеки Всемирной Литературы» – в просторечии – «Всемирка». Задуманное еще Горьким, это издание, в котором по одному тому отводилось на звучное имя классика или на литературу какой-то страны. Почему-то помню том африканской литературы. Экзотика… Книжки были толстые, на атласной бумаге, в ярких суперобложках, с красивыми иллюстрациями. 200 томов!
Очереди в «Подписные издания» на Литейном занимали с ночи.
А вот с детективами и фантастикой было совсем плохо… Представляете: ни Донцовой, ни Марининой, ни Устиновой. Ну, просто их тогда еще не было на книжном рынке.
Смирнова Зинаида Юльевна
Подписаться на:
Сообщения (Atom)