О книгах . Часть 2. Откуда брались книги?

А теперь – о ситуации на книжном рынке в эпоху Перестройки. Рынок – в прямом смысле. Представьте себе: за железнодорожной насыпью в Ульянке тянулась труба. Через трубу были проложены торные пути – самодельные лесенки. Перелезаешь за трубу, немного углубляешься в картофельное поле – в сторону аэропорта «Пулково» – и попадаешь в настоящую страну чудес. Там царят книжные спекулянты, готовые достать все, что угодно – из нового и старого. Новое начинает активно появляться, но издается почему-то в Минске, а не у нас. В магазины практически не попадает, а попадает в руки дяденек, которые с серьезным видом прохаживаются по рынку с вязанками или авоськами «товара». У меня был такой знакомый спекулянт – Юрий Павлович. Вспоминаю его с огромной благодарностью, хотя хищник он был еще тот… За двухтомник Зощенко, изданный в Минске, содрал с меня 25 рублей (моя зарплата молодой учительницы – 100, так что все познается в сравнении). Вообще 25 рублей – это такса за новые издания: том Цветаевой, двухтомник Ахматовой и пр. Отдавать четверть зарплаты в месяц непросто, но зато в моей библиотеке появляется то, что раньше можно было читать только в «самиздате».

В 1989 году оказалась в Польше – и пережила настоящий культурный шок. В крупных польских городах – Варшаве, Кракове, Гданьске были магазины сети «Калинка». Там продавались КНИЖКИ. Изданные у нас, но в экспортном исполнении. Такого у нас еще не было или было, но у Юрия Павловича за сумасшедшие деньги – куда дороже 25 рублей. Возвращенные имена. Замятин. Булгаков. Владимов. Войнович. Солженицын. Галич. От этих книжек шел острый запах свободы, снятых запретов, пережитых страхов. Признаюсь: многое из того, то видела на полках в «Калинке», читала – в самиздате. Но это были самодельные книжки, отпечатанные на машинке на тонких листах папиросной бумаги, едва различимые так называемые «шестые копии». Для пишущей машинки бумагу складывали в тонкую стопочку, каждый лист перекладывая копиркой. Силы удара машинистки хватало, чтобы текст достаточно ясно читался на первых четырех листах. Пятая копия была уже менее разборчива, а шестая – совсем «слепая». Мне, девчонке, конечно перепадали «на почитать» только те самые «слепые» шестые копии. А тут – книжки! Настоящие, хорошо изданные… Десять дней в Польше ограничивала себя во всем, но привезла домой чемодан книжек. На таможне на мой чемодан и на меня смотрели странно: из Польши все везли дешевые шубы – песец, чернобурка. Мне тоже советовали… Но книжки были куда важнее. Кстати, таких, как я, с чемоданами книжек из «Калинки», было довольно много. Не меньше тех, кто с шубами.
Ну, и заглянем в книжный магазин перестроечного периода. Идеологической литературы почти нет. Но и классики сильно поубавилось. Зато появилось то, чего на наших книжных полках не было в достатке никогда. Появилось ЧТИВО. Так презрительно называли литературу легкую, развлекательную. Детективы, фантастика, совсем новость для нашего читателя – эротическая литература.

А еще очень популярны были «исторические» романы-разоблачения про давнюю и недавнюю историю. Все спешили высказаться о прошлом в наступившей свободе слова, все спешили покопаться в нем и найти утаенные сенсационные моменты. Есенин не повесился, его убили агенты НКВД! И Маяковского застрелили – по личному приказу Сталина. И вообще – всех застрелили, повесили, погубили в автомобильных и иных катастрофах. Годы прилизанной истории, построенной на замалчивании и перекраивании фактов, хлынули потоком самых нелепых разоблачений.

Книготорговля шла бойко и радостно, всюду разворачивались книжные лотки, там лежали книжки, с обложек которых скалились монстры, капала кровь, бесстыдно сияла «обнаженка», пристально и печально смотрели лица известных людей, о жизни которых сообщались неизвестные подробности. Об этом очень точно пишет поэт Тимур Кибиров. Вот отрывок из длинного его стихотворения, которое называется «Летние размышления о судьбах изящной словесности» (написано в 1992-м году, но картинка вполне соответствует тому, что было на книжных развалах в 1990-м).

…Посмотрим на лоток.
Что нынче хавают? Так. Понял. Перспективы
ясны. Наметим план. Во-первых, детективы:
«Смерть в Красном Уголке», «Ухмылка мертвеца»,
«Поручик Порох прав», «Кровавая маца',
«Хореныч и Кузьмин», «Так жить нельзя, Шарапов!»
«В пивной у Коваля», «Блондинка из гестапо»,
«Последний миллилитр», «Цикады», «Дело Швах»,
«Каплан, она же Брик и Айседора», «Крах
коньковской мафии», «Прозренье Левы», «Драма
в Скотопригоньевске», «Месть Бусикеллы», «Мама
на антресолях», «Кровь не пахнет, миссис Мэйн!»,
«Видок и Фантомас», «Таинственный нацмен»,
«Наследник Бейлиса», «Огонь на пораженье,
или 600 секунд», «Сплетенье рук, сплетенье
ног», «Красное пятно», «Не спи в саду, отец!»,
«Гроб на колесиках», «Крантец на холодец»,
«Фас, Томик, фас!» Хорош.

Ну а теперь романы
под Пикуля, Дюма, а то и Эйдельмана:
«Альков графини Д.», «Киприда и арак»,
«Мсье Синекур», «Вадим», «Перхуровский бивак»,
«Нос принца Фогельфрай», «Ошибка комиссара
Ивана Швабрина», «Сын Вольфа», «Месть хазарам»,
«Арзрумский сераскир», «Ксеркс или Иисус»,
«Средь красных голубой, или Святая Русь
Нью-Йорку не чета», «Семейство Ченчи», «Платье
поверх халата», «Мой курсив для дам», «Проклятье
Марии Лаптевой», «Кавалергард на той,
единственной гражданской», «Домострой
и вольный каменщик».

Затем займусь научной
фантастикою я и мистикою. Звучный
возьму я псевдоним — Дар Ветер. Значит, так:
«Конец звезды Овир», «Космический кунак»,
«Корсар Галактики», «Загадка фараона»,
«Манкурт и НЛО», «Посланники Плутона»,
«Альдебаран в огне», «Хохол на Альтаире»,
«Гробница Рериха», «Пульсар ТК-4»,
«Среди астральных тел», «Меж черных дыр», «Залет
космических путан».

Вчитайтесь в названия – и вам станет понятно, что можно было купить на книжных развалах 1990 года.

А теперь – несколько вопросов к тем, кто добрался до конца моего поста.

1) В книжных магазинах 1980 года было много литературы «непокупаемой». Почему ее издавали? В каких отношениях, на ваш взгляд, пребывали политика и экономика?
2) Как и почему политика книгоиздания стимулировала развитие и процветание «черного рынка»?
3) Представьте себе человека, который в 1984-м, например, уехал в длительную командировку. Он возвращается в Ленинград в 1989-м или в 1990-м. И что? Попробуйте написать, что он увидел и что пережил.

Смирнова Зинаида Юльевна